Генрих Батц. Большой аргиш потомка д'Артаньяна
Когда ему было девять лет, он посещал рисовальный кружок во Дворце пионеров заполярного Туруханска. Однажды душа запросила выражения в чем-то монументальном.
- На печке я нарисовал большие профили Ленина-Сталина. Маркс и Энгельс просто не вошли. Мать пришла с работы, увидела и на табуретку опустилась. Говорит: «Сынок, все хорошо нарисовано, молодец. А теперь подумай - белить будем, забелим их. Нас посадят». А я-то еще не просто карандашом нарисовал. Рядом, около Нижней Тунгуски, был графитовый рудник, где после экспедиций оставались стержни. Ими и рисовали. Забелить такое художество удалось с трудом. Но обошлось.
Такой вот зримый урок политической грамоты получил Генрих Генрихович в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. Может быть этот случай, а может быть само положение семьи немцев из европейской части Советского Союза, оказавшейся на Севере, навсегда отвратили интерес к какой-либо политической деятельности. Да и среди предков Батца политических деятелей не замечено. Впрочем, исключением был возможный предок Шарль дю Батц д'Артаньян. Не литературный герой знаменитой эпопеи Александра Дюма, а реальный капитан королевских мушкетеров Шарль дю Батц, имевший поместье Артаньян в Гаскони. Первый же предок Батца по материнской линии появился в России в 1763 году и был сапожником. Следующие поколения сплошь сельские жители. У которых на первом месте - труд, а все остальное второстепенное.
ЖИЗНЬ: ТРУД
- У меня внук не может топором чурку расколоть! Живет в селе! Городскому бы простительно, но в селе! Я в четырнадцать лет один, скажем так, мужчина в семье остался, на моих плечах четыре женщины. Мне надо было в снегу полазить, дров нарубить, на коне домой привезти. Ну, пилить, колоть дома мне помогали...
В свои четырнадцать лет он был уже кадровым охотником. Это значит имел от артели план на промысел пушного зверя, в основном, белки и месяцами мог жить в тайге. Время было военное и добыча пушнины приравнивалась к фронтовому заданию. Эта «фронтовая» закалка сохранилась на всю жизнь. Любому делу отдавался без остатка.
В середине пятидесятых возглавил ферму по выращиванию пушных зверей. Уже на второй год работы, по ее результатам, был отправлен на Всесоюзное совещание звероводов в Москве.
В 1966 году переехал в Хакасию, в Очуры. Стал работать в лесопитомнике.
- Чем обернулось поднятие целины для Хакасии? Вместе с успехами более 30 процентов земель, пастбищ, лугов угробили. У нас же глубокая вспашка, как и в Казахстане противопоказана. Нашей задачей стало с помощью создания лесополос, защитить земельные угодья Хакасии.
Мы саженцы выращивали из семян. Десятками миллионов. Снабжали всю Хакасию, юг Красноярского края, отправляли в Иркутскую, Читинскую области, за границу. И сами же высаживали леса, лесополосы по совхозам, колхозам. Только в Смирновке, например, посадили саженцев на 800 гектаров. Там теперь лес. А ведь трава не росла, все выдувало до чистого песка, практически полупустыня была...
На пенсию Генрих Генрихович ушел с должности руководителя Очурского базисного лесопитомника, передав дела жене, Галине Васильевне. Дела в смысле бумажек, документации, а дело настоящее передавать не требовалось. Все годы трудились вместе, обязанностей не делили...
ЖИЗНЬ: ЛЮДИ
- Какое достоинство Вы больше всего цените в людях, Генрих Генрихович?
- Я думаю, наиболее объединительное качество - порядочность. Если можно ответить наоборот, что не терплю в людях - лживость. Человек, который солгал, для меня перестает существовать. Ложь - это самая страшная беда...
- А в мужчине?
- Что сказать - мужчина, прежде всего, должен быть мужчиной. Этим все сказано. Опять-таки должен быть порядочным. Должен следить за собой, не унижаться ни при каких обстоятельствах. И никого не унижать. Должен быть правдивым. И, как говорится, на все руки от скуки. В любом положении должен, как кошка, вставать на ноги. Очень важно также уметь ладить с женщинами. Это показатель интеллигентности...
- Что же Вы цените в женщинах?
- Черт его знает! Женщины в моей жизни всегда главную роль играли. А что ценю?.. Преданность. И опять-таки у меня все к одному знаменателю - порядочность. Если мужчина должен быть мужчиной, то женщина - женственна. Женщина с плеткой, в погонах для меня существо женского пола. Женщина, прежде всего, мать и хозяйка. От нее зависит климат семьи и дома. У хорошей хозяйки и при десяти мужчинах-пьяницах дом будет в порядке. А если десять мужиков порядочных при одной женщине-гуляке - ничего хорошего не будет! Да и эмансипация (громкое слово начала века и нынешнего времени) до добра не доводит. Вот вчера смотрел по телевизору программу. Сидит редактор какой-то молодежной передачи и у нее кольцо в носу. Ну что это!?
- Были ли в Вашей жизни, в отношениях с людьми, моменты о которых вы горько жалеете?
- Знаете, нет, наверное. Хотя, вспоминаю, один раз я оказал другу «медвежью услугу». Как-то мы с ним в колхозе на Севере в одной бригаде охотились. А ему не по душе была охота эта. Два-три дня он и из избушки не выходил. Капканы не ставит, с ружьем не ходит! А раньше же план спрашивали. Пришли назад и я на собрании, в своем кругу, решил покритиковать его немножко. А на собрании, как оказалось, был уполномоченный из района. Он за это зацепился - ага, тунеядец, не хочет работать, план выполнять. И... его посадили на три года. Я потом как ни пытался повернуть в благоприятную для него сторону, а обратного хода нет. Все. Да, вот мы на Сталина, на Берию нападаем. А сами-то грешим между собой, может быть, более. Вот так «без вины виноватый» я оказался. Ведь промолчи бы я... И, понимаете, этого моего товарища хлебом не корми три дня - если он валенки будет подшивать. Вот охота не по душе, а всей деревне валенки ремонтировал. Вот это по душе! Мы потом еще долго с ним жили вместе. Зла он на меня не держал, а у меня как камень на душе...
ЖИЗНЬ: КАРТИНЫ
- У меня был двоюродный брат, старше на восемь лет. Он любил перерисовывать карикатуры из газет. Ну, знаете, старшему брату всегда пытаешься подражать. Вот и я начал «рисовать». Когда было 9 лет, пошел в рисовальный кружок. Меня сразу потянуло к масляным краскам. Помню, в десять лет нарисовал картину и отец ее повесил в кухне. Таким признанием я был страшно горд. И еще одно признание сохранилось в памяти. Колхоз у нас носил имя Свердлова. И вот я нарисовал его портрет. По тем временам портреты «вождей» подлежали утверждению. Повезли мою работу в район, показали архитектору. Тот одобрил. До сих пор помню, как гордился: «Архитектор утвердил!».
Вообще, я вспоминаю, уровень у меня был довольно приличный. Если бы постоянно занимался, может быть, из меня и настоящий художник получился.
- А сейчас не настоящий?
- Ну, здесь зрителю судить. А по статусу - любитель... Да и перерыв у меня большой был. Не до картин было. Полностью отдаться этому смог только в последние годы.
- Как у вас появляется замысел картины?
- О, здесь тысячи путей! Некоторые рождаются легко. Увидел, затронуло душу и рождается картина. Некоторые вынашиваются очень долго. Как-то решил нарисовать серию картин на пушкинские темы. Первую, за три дня, нарисовал картину, тема которой сидела у меня в голове лет пятьдесят, не менее. Наверное, еще с тех пор, как прочитал у Пушкина: « Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая...» И вот сейчас выплеснулось на полотно. Бывает, сделаешь набросок карандашом, а уж дома переносишь на холст. Бывает, приезжаю на место и пишу там. Так, например, писал старую церковь в Субботино. Картину, где изображены зайцы во время наводнения, затопленные жилища, писал под впечатлением одновременного разлива Енисея и Нижней Тунгуски. При обычном ледоходе вода поднимается на 25-27 метров, а тут обе реки вышли из берегов и затопили поселки даже на высоких берегах. Волны гуляют, все пищит-скрипит... Необычный горный каньон заметил с вертолета, когда с Василием Михайловичем Песковым летели к Агафье Лыковой. Как в памяти сохранилось, так и отобразил.
- А вот эта? - показываю я на картину, необычную, выделяющуюся из общего ряда произведений Батца. Мальчик отодвигает бело-голубой полог и его взору предстает кроваво-красный горизонт, сложенный из множества бредущих людей. Прямо перед ним открывается подножие распятия. Об этом можно судить по ноге, в которую кое-как вбит гвоздь. Кое-как - потому что он согнулся и вошел не до конца. Ниже надпись стилизованными буквами.
- Откуда задумка сказать не могу, не знаю. А посвящается невинным жертвам репрессий. Именно невинным, потому что сейчас немало тех, кто выдает себя за пострадавших, таковыми не являясь. А репрессии были направлены именно против невиновных. Люди на этом полотне и есть жертвы. На переднем плане распятый человек. Приоткрыты лишь ноги, но это ясно. Подпись гласит «Неков». По старославянски это слово означает и алмаз, и металл, лучший металл, с трудом поддающийся ковке. О чем говорит эта надпись? Репрессировались самые нужные, стойкие, хорошие, умные, порядочные люди. В первую очередь. Почему гвоздь кривой? Человек, который не может гвоздя забить, вершит судьбы многих, решает, жить мне или не жить. И вроде имеет право. При этом сам ничего не может.
- Как Вы ее назвали?
- У меня была проблема с названием. Но как-то мы собирались с Василием Михайловичем Песковым к Лыковым и перед поездкой он посмотрел мою выставку в нашей очурской школе. «Назови, говорит, ее просто, - «Правда»». И я согласился, что лучшего названия не придумаешь. И еще он добавил: «Не показывай эту картину никому. Художникам особенно. Быстро идею перехватят, а никто до такой еще не додумался, и растиражируют, бизнес на крови сделают...»
ЖИЗНЬ: КНИГИ
- Рисовать я начал с детства. А писать с шестьдесят третьего года. Свой первый рассказ решил напечатать. Куда послать? Жили мы тогда на Крайнем Севере, в деревушке из двадцати дворов. Попался мне на глаза журнал «Жарки» Красноярского издательства. Туда и послал. И напечатали. А систематически писать стал с 1966 года, когда переехали в Очуры. Причем я и писатель, как художник, видимо, не настоящий. Выдумывать не люблю. Некоторые ведь садятся, пишут, когда есть начало, а дальше, что выйдет. У меня, наоборот, пока все по деталькам не сложится, не сажусь писать. Если же сажусь, то знаю, что у меня в голове - готовая вещь...
Книги Генриха Батца ( «Из века в век», «Торг Сивиллы», «Большой аргиш», «Где Макар телят не пас») основаны или на лично пережитом или на услышанном, достоверном. Повесть «Северная Робинзонада», например, описывает действительный случай. Перед войной, в одну из экспедиций на Севере завезли груз, оставили сторожа. И... только в 1944-ом нашли. Повесть «Письма в никуда» посвящена мальчишеской попытке побега сорока трех северян от призыва на фронт. Сотрудник НКВД нашел их, догнал и вернул. Да они и не очень-то убегали. Писатель с большой теплотой описывает северян, которые не обманут, не своруют, помогут любому. А сбежали - дело случая. Пришло кому-то в голову - давайте убежим. Фашистов-то по карикатурам представляли, с рогами, полузверей. А то, что где-то люди стреляют в людей и вообще в голове не укладывалось...
Практически все рассказы в сборнике «Большой аргиш» основаны на личных впечатлениях подростка, во время войны входящего во взрослую жизнь.
Батц долго не мог напечатать свои произведения. Однажды, в восьмидесятые годы, казалось, издательский бастион будет взят. Издательство «Современник» приняло сборник повестей и рассказов, подкрепленный рекомендательным письмом Сергея Михалкова. Но через пять месяцев ожидания - отказ. За что хвалили писатели, за то разругал сотрудник «компетентных органов».
Своей «крестной матерью», несмотря на ее молодость, считает Наталью Ахпашеву, которая пробила выход в свет первого сборника «Из века в век».Теперь он член Союза писателей России. Единственный с таковым званием немец на сибирских просторах.
* * *
У Батца в Саратове была как-то встреча с представительницей Французского консульства. Она записала его фамилию в блокнот, повернула в его сторону. Четыре буквы фамилии были четко написаны на латыни. Он согласно кивнул. Девушка пришла в восторг, стала с жаром уверять его в чем-то по-французски. Перевода не требовалось: "... Батц!.. Д"Артаньян!.. Сибирь... Гаскония-Хакасия!". Он считает это замечательной легендой.
А «аргиш» на языке северных народов означает переход, который можно сделать за один раз. Бывает и «Большой аргиш» - жизнь. Одноименный рассказ Генрих Батц заканчивает словами: «Так входило мое поколение в мир. У каждого был свой Большой аргиш. А, может, и не один».
© А.Н. Анненко. 2007 г.