Первый раз я услышал имя художника Николая Чаркова много лет назад. Приехав ко мне в день рождения, наш известный ученый Виктор Бутанаев привез небольшую картину, и сказал: «Мы оба с тобой любим Хакасию. Думаю, эта картина будет тебе всегда напоминать о ее древней истории и ее природе».

Увидел я небольшой этюд. Желто-золотистые степные просторы. Вдали виднеются синие тасхылы. По лазурному небу плывут вереницы облаков. На переднем плане - древние менгиры, соединяющие землю и небо. Знакомый, трогающий за сердце мотив древнего края. На обороте прочитал: «Чарков Н. Ф. «Хакасия». 1991 г.». «Очень талантливый художник, - сказал мне Виктор Яковлевич. - Его творчеству суждено большое будущее. Хакасия будет гордиться своим живописцем...».

Через некоторое время я познакомился с автором картины. Увидел другие его работы. В них есть то своеобразие, отличие, которое выделяет мастеров своего дела. Можно с уверенностью сказать, что прогноз ученого-историка оправдался. Сейчас, когда исполнилось тридцать пять лет творческой деятельности Николая Фадеевича Чаркова, общепризнанно, что его живописные работы принадлежат к лучшим образцам творческих достижений хакасского народа.

ТВОРЧЕСТВО «ЗАТЯНУЛО»

Согласно распространенному мнению, художник обязан, во-первых, еще с детства ощутить жажду творчества, во-вторых, должен пройти через полосу непризнания, в-третьих, быть немножко, как говорится не от мира сего.

Разберемся с этими пунктами применительно к творческой биографии члена Союза художников России Николая Чаркова.

Он родился в Абакане. И дом, в котором жили Чарковы на тогдашней «Двенадцатой» (ныне Тельмана) улице, сохранился. Он напоминает о былых временах.

- В искусство я попал насильственным образом, - улыбается Николай. - В 1965 году открылась художественная школа в Абакане и мать меня отправила к Федору Ефимовичу Пронских. Она преследовала простую цель. У меня были склонности похулиганить, проводить время в компаниях приятелей. Я был только один хакас в классе и когда меня дразнили «Чомбе», был в то время такой африканский прислужник империализма, дрался. И мама надеялась, что занятия рисованием отвлекут меня от улицы.

Он попал в первый набор школы. Тогда это был всего лишь один кабинетик на первом этаже первой школы.

- Почему же она отправила тебя в художественную школу? - спрашиваю. - Могла бы, например, в судомодельный кружок, или авиамодельный. Тогда многие занимались этим...

- А вот узнать теперь невозможно. Мама умерла недавно. Но она угадала, или почувствовала во мне какое-то внутреннее стремление, совершенно точно. Я втянулся. Мне понравилось. И когда я закончил восемь классов, то уже сам хотел выучиться на настоящего художника.

Выпускники Абаканской художественной школы ехали обычно в Красноярск, в училище. Николай Чарков поехал в Киргизию. Там жила родная тетя, но, главное, отдел культуры Хакоблисполкома сделал запрос и для Николая выделили одно внеконкурсное место для поступления во Фрунзенское художественное училище. Но экзамены он сдавал на общих основаниях. И затем четыре года осваивал тонкости художественного ремесла. Именно, ремесла. Потому что, по его словам, настоящее творчество немыслимо без профессиональных знаний.

Оценивая свою жизнь в Киргизии, единственные четыре года в отрыве от Хакасии, он считает, что этот период не был случайным. Впоследствии он узнал, что происходит из рода «кыргыз». На него большое влияние оказала живопись Семена Чуйкова, академика, народного художника Киргизии. Тот часто выступал в училище. Устраивал, как теперь называют, мастер-классы. Киргизская школа живописи в советское время была одной из самых ярких. По словам Николая: «Киргизы видят более тонкие оттенки цветов. Считается, что у них строение глаза устроено по-другому, чем, например, у русских. Они большие цветовики»

Жил в общежитии. На каникулы приезжал домой. Привозил в училище этюды хакасской земли. Например, рисунки окрестностей улуса Чарков Усть-Абаканского района, в котором когда-то жили его предки. Когда в 1972 году закончил учебу и вернулся, устроился работать в художественную мастерскую Абаканского отделения Красноярского художественного фонда.

«МОЯ ЛЮБОВЬ - ПЕЙЗАЖ...»

- После училища надо было осваивать тонкости оформительской работы, - вспоминает Чарков. - Ничего же не понимал. Нас учили рисовать этюды с натуры. А в фонде я работал по специальности «художник-оформитель». Надо было выполнять заявки организаций. Теперь вспоминая то время, могу сказать - хорошо было. Были твердые расценки на художественно-оформительские работы. Худсовет оценивал работы и затем предъявлял счет организациям. Не было такого торгашества, как сейчас. Некоторые увлекались деньгами. Постоянно - заказы, заказы. А творческую работу забрасывали. Но таких мало было. Мы выполняли план всегда. А затем открывалась та самая свобода творчества. Мы постоянно участвовали в выставочной деятельности. Возили свои картины на выставки в Красноярск. Сравнивая, могу сказать, что в советское время художникам лучше жилось. Была определенная политика поддержки. Стабильный был заработок, материально я, например, жил лучше, чем сейчас. В Москву летал - посмотреть новые всесоюзные, всероссийские выставки - три-четыре раза в год. Ездил, например, в Подмосковье, на дачу Академии художеств. Два месяца работали вместе с художниками со всей России. Для художника очень важна среда, общение, обмен мнениями, опытом, надо посмотреть, как другие работают. Сейчас это стоит больших денег...

На первых порах большое влияние на молодого художника оказал тогдашний председатель худсовета, замечательный хакасский художник-график Владимир Александрович Тодыков.

- Почему же ты не пошел по его пути? Не занялся графикой?

- Честно говоря, не знаю. Люблю писать маслом. Люблю краски. Я не принадлежу к авангардистам. Я люблю традиционную живопись, пейзаж.

Картины Чаркова не поражают необычностью красок. Но, увидев их один раз, их не спутаешь с другими. Влияние на зрителя идет из молчаливой глубины, оно черпает силу и убедительность из могучих природных источников. Пейзаж может дать радость глазу и сознанию, отдохновение от обыденной жизни. Более того, пейзажи Хакасии на картинах Чаркова, где так часто встречаются древние менгиры и стелы, заставляют задуматься о полной событиями истории нашего края, где многие века бурлила жизнь. Разве это не возвышает, не влияет на миросозерцание человека? Его картины отражают что-то огромное, подлинно поэтическое, рождающееся в душе зрителей, не передаваемое словами, ...

Здесь сделаю небольшое отступление. Однажды у Николая возник спор с одним уважаемым человеком, любителем искусства. Тот утверждал, что настоящим художником можно считать лишь того, кто владеет мастерством создания портрета. Спор раззадорил Чаркова. Надо сказать, что он человек азартный. Решил доказать свою художническую состоятельность. Прошло время, и однажды он пригласил своего оппонента в мастерскую. Каково же было удивление того, когда его взору предстал большой портрет Алексея Лебедя. Мастерство художника не вызвало сомнений. Портрет понравился и самому герою. Он показывал его своим друзьям и близким. Более того, знаток живописи увидел философский смысл картины - символический образ храброго воина, взявшего на себя ответственность за судьбу Хакасии.

- Я все-таки не портретист, - говорит Чарков, - сделал всего лишь несколько портретов. Они требуют времени. Этим надо заниматься постоянно. Качество появляется тогда, когда долго работаешь в каком-то жанре. Моя любовь - пейзаж. Когда выезжаешь на этюды, думаешь, как ухватить то состояние природы, которое хочется отобразить. Краски постоянно меняются...

- Есть у тебя любимый цвет?

- Зимние пейзажи меня не вдохновляют. Люблю краски ранней весны. Когда еще степь не зазеленела. Охристо-золотистый цвет осени.

- Не было желания поменять занятие, не было чувства, что мать тебя направила не на ту дорогу?

- Люблю историю. Люблю читать о древних временах, о Греции, Риме, об императорах. Меня интересует история Хакасии. Известны археологические культуры нашего региона, которые отстоят от нас на тысячелетия. Скажи мне, где были русские во времена сооружения Салбыкского кургана, в четвертом веке до нашей эры? Русский народ осознал себя лишь во времена принятия христианства - в девятом веке. А хакасский народ уже имел многовековую историю жизни на этой земле... Может быть, мог стать историком, но нисколько не жалею, что выбрал путь художника...

На этом пути Николай Чарков давно обрел заслуженное признание. Его первая персональная выставка прошла пятнадцать лет назад. Он неоднократный участник всероссийских художественных выставок. Заслуженный художник России, член-корреспондент Российской Академии художеств Александр Клюев так отзывается о коллеге: «Помню его молодым, рвущимся в искусство, наблюдал за его становлением, творческим ростом. Когда на Всероссийской художественной выставке «Россия - IX» увидел его небольшую работу, искренне порадовался его успехам - теперь это совершенно зрелый художник. Он предан своему творчеству, своим национальным корням, в его пейзажах есть красота природы родного края, в них чувствуется трепет и душевная щедрость художника...»

БЕСПОКОЙНЫЙ ХАРАКТЕР

Николай Чарков не вписывается в образ человека, занятого лишь своими творческими исканиями. Наоборот, он постоянно озабочен проблемами развития национальной культуры. Мало кто знает, что инициатором установки памятника великому хакасскому ученому Николаю Федоровичу Катанову был Николай Чарков. Причем, его инициатива не ограничивалась разговорами, он теребил соответствующие инстанции. По его письму в 2006 году было проведено заседание Совета по сохранению историко-культурного наследия при Минкультуры РХ с участием архитекторов, журналистов, творческой интеллигенции. Подключилось много людей, и памятник появился.

Еще в 1996 году он подготовил «Записку» (со сметой на затраты) о создании Государственной художественной галереи РХ, об учреждении республиканской премии в области изобразительных искусств имени В. А. Тодыкова. Недавно он выступил с предложением провести I Республиканский съезд художников Республики Хакасия, и министерство культуры планирует провести его в следующем году...

- Николай, когда отступают заботы, чем занимаешься в свободные часы?

- В свободное время? Забыл, когда оно было. Люблю послушать песни Владимира Высоцкого. Любимый поэт. Как в молодости впервые услышал его на кассетах, так и до сих пор. Но если раньше не всегда осознавал глубокий смысл его стихов, то теперь, на фоне разных Киркоровых, особенно ярко виден масштаб Высоцкого - певца и мыслящего человека.

- Удается почитать?

- Со времен жизни в Киргизии полюбил книги Чингиза Айтматова. Прочитал практически все, что он написал. Между прочим, все хотел пригласить его к нам, в Хакасию. Переживал, когда недавно он умер. Поразило в свое время знакомство с прозой Астафьева. «Царь-рыба» - шедевр, написанный народным языком, правда жизни, как она есть. Никакой «литературщины», высокопарности. Читаешь, и словно живешь, вместе участвуешь в событиях с героями повести. Люблю перечитывать книги историков Манфреда, Тарле о Наполеоне. Это был великий человек...

- Кому-то завидуешь?

- Никому. Вообще не понимаю это чувство. Каждый человек обладает своими качествами. Если я не умею петь, как мой брат, то зачем я ему завидовать буду? Очень ценю и уважаю Виктора Яковлевича Бутанаева. Пишет прекрасные книги. Я не завидую, я радуюсь за него... В последнее время, близко познакомился с красноярским скульптором Константином Зиничем. И вместо того, чтобы завидовать ему, начал сам обучаться лепке. Сделал небольшой этюд внука, летом. Не отформовал еще пока, не изучил это дело. Но всему свое время...

- Есть мечта?

- Смотрю я, например, на нынешний список претендентов на пост председателя правительства и не вижу там представителя хакасского народа. Хотелось бы, чтобы положение изменилось. У меня одна мечта - видеть свой народ процветающим, имеющим широкие возможности влиять на судьбу своей земли.

...Смотрю на картины «раннего Чаркова». Даже небольшие по размеру они раздвигают духовные горизонты, представляют своеобразные «машины времени», позволяющие нам проникнуть в неуловимые состояния древней земли, запечатленные художником...

© А.Н. Анненко. 2008 г.